В норе что-то копошится, причмокивает. Бу рычит и бьет лапой по грязи.

— Мне здесь не нравится все больше и больше, — говорит Рио. — А особенно не нравится, что если тут — личинка какого-то болотного мурлока, то ведь где-то лазает взрослый болотный мурлок. И один ли он там лазает или толпой?

— Где может быть выход отсюда? — повторяет Хелен.

— Он должен иметь какую-то… — я повожу рукой по воздуху. — Какую-то материальную форму, что ли. Это что-то типа тотема, или холм, или, черт его знает… Кочка какая-то с дырой.

Хелен переступает с ноги на ногу, обхватив себя за плечи.

— Если это не тотем, то как мы его узнаем?

— Вон, смотрите, — Рио показывает в глубину тумана. В направлении центра чаши он немного поредел, и там видно легкое мерцание — далекое, бледное, но все же различимое. А может и не очень далекое, из-за тумана расстояние не определить.

— Это может быть выход? — добавляет он. — Могла Дана уже успеть? Нет, вряд ли. Хотя…

— Идем туда, — решаю я.

Шлепаем по болоту прочь от стены, я шагаю первым. Глубже не становится, даже вроде немного мельчает. Обернувшись, понимаю, что склон начисто пропал из виду, теперь мы посреди светло-серого ничто. Земляная стена была единственным ориентиром, больше ничего не видно: вверху, внизу, по сторонам — только влажная хмарь.

Поначалу мы вздрагиваем от каждого шороха, но вскоре более-менее успокаиваемся. Получаем системки — я о процентах деформации, у остальных снижается индекс жизнедеятельности. Перегоняю деформацию в деформу и получаю 4 единицы.

— И долго так? — едва слышно спрашивает Хелен. — Меня знобит.

Мерцание все ближе, но пока непонятно, что это там такое. А вот звуки, которые начинают доноситься с той стороны, мне точно не нравятся.

* * *

Мерцание впереди то возникает, то пропадает. В моем хранилище 22 единицы деформы. Я пока чувствую себя хорошо, а остальным приходится несладко, индексы их жизнедеятельности снизились не настолько, чтобы они падали с ног от изнеможения, но достаточно, чтобы стало труднее двигаться.

В тумане раздается утробный рык, заканчивается он фырканьем и истошным ором, от которого волосы шевелятся на голове. Успокаиваю себя, что смогу совладать с любым животным, в том числе монстром, подчинив его. Или не с любым? Наверное, все же нет…

Доносится удивленный возглас какого-то существа:

— Уо? Уо?

— Уо! Уо! — откликаются издали. — Трррр! Уо! Уо!

Что-то начинает плескаться, словно пара десятков гигантских рыб бьют плавниками по поверхности болота, и мимо нас скачет стая горбатых существ. Последнее, вытаращив глаза-блюдца, прет прямо на нас:

— Уо! Уо!

Болотный мурлок-прыгун.

Класс: рыболюд.

Дополнительные характеристики: хищник.

— Рыболюд? — растерянно лепечет Рио.

Тварь — вроде двигается на двух ногах, но что-то в ней есть рыбье. Вытянутая поблескивающая башка, туловище с острым килем на спине. Мурлок несется длинными прыжками. Он плюхается в болото, приседая перед новым прыжком, отталкивается и проносится мимо нас.

Бу шумно фыркает, рычит. Интересно, Старик еще долго сможет находиться в медвежьем теле?

Вдруг Рио разворачивается, вскинув арбалет. Шарахаюсь, и лишь потом оборачиваюсь: туман над черной водой рассеялся, открывая взгляду низкую волну, идущую через болото.

— Что-то плывет, — тихо говорит Рио. — Крупное.

Над волной возникает окно с красным текстом:

Болотный гнолл.

Класс: хищник-кровосос.

Дополнительные характеристики: ночной.

Сбоку от нас темная вода начинает закипать, и вскоре становится ясно, что там плещутся сотни мелких тел. Ловлю взглядом всплывшее на поверхность существо, и получаю подсказку:

Личинка болотного мурлока.

В этом биоме есть какая-то своя система. Мурлоки с их личинками, гнолл… интересно, они враждуют?

Громкий всплеск — и буквально в паре метров от нас извергается фонтан грязи, после чего там во весь рост встает гнолл.

Бу рычит на все болото, Хелен ахает.

У гнолла длинные, свисающие до поверхности болота руки с огромными запястьями, отвисшее брюхо, тощие кривые ноги. Он как корявая гигантская горилла, но при этом монстр — именно болотный гнолл, как-то приспособившийся для плавания: между непривычно длинных пальцев поблескивают перепонки. Глаза у него жабьи, а чресла замотаны чешуйчатой шкурой… она мурлочья, что ли?

И еще он здоровенный, раза в три выше меня и в пять — толще.

— В стороны! — ору я, и сокланы бросаются врассыпную.

Я успел приготовиться, поэтому сразу получается ввинтиться в мозг обитателя субзоны. Миг — и я это он, я смотрю его глазами и вижу пять зеленовато светящихся человеческих силуэтов, при виде их у меня, будто пробуждающийся вулкан, рокочет голодное брюхо.

В разуме гнолла — как в гнилой яме, где живет куча всякой дряни, там что-то шевелится, трещит и шуршит, и еще там жутко воняет. Конечно, в ментальном смысле. Обрушившись в сознание болотного монстра, я поднимаю со дна кучу мути и вселяю в него застарелый ужас перед какими-то давно исчезнувшими врагами. Они были у гнолла в незапамятные времена и уничтожили большую часть его племени.

Разум гнолла примитивный, подчиненный простым инстинктам, поэтому направить его в нужную мне сторону удается легко. Требуется всего пара секунд, чтобы гнолл внезапно увидел перед собой тех самых своих прежних врагов. Вики, Хелен, Рио, Бу, я — все мы для него становимся ужасными и смертельными.

Гнолл отшатывается, вскрикивая, как от боли, с разворота обрушивается в воду и уносится прочь, подняв густую волну жижи. Уведя его достаточно далеко, я возвращаюсь в свое тело и вижу, что вода снова закипает, теперь в нашу сторону движется полчище личинок.

— Валим отсюда! — командую я и шлепаю по грязи.

Впереди снова мерцает, мы спешим туда, а личинки не отстают. С ними я совладать не смогу, их слишком много, и у них вообще нет сознаний, лишь простейшие инстинкты, самый основной из которых: жрать!

Из тумана проступают стебли тростника, и мы выскакиваем на берег болотного острова. Мерцание видно где-то в его глубине.

— Теперь отстанут, — радуется Хелен, оглядывается и кричит: — Да чтоб вы сдохли! Ой, не отстают!

Личинки ползут за нами, похожие на больших мокриц, клацают зубастыми ртами, окруженными короткими извивающимися щупальцами. Только сейчас удается их нормально разглядеть — вид у тварей наимерзейший.

Самая бодрая личинка бросается ко мне, присасывается к носку берца, я пинаю ее, и она, раскучиваясь, летит прочь. С изумлением обнаруживаю, что в носке теперь дыра.

— Ого, какие зубки! — Старик, оказывается, успел перевоплотиться. — Как у пираний.

Мы отступаем вглубь острова, твари лезут за нами, а потом будто бы наталкиваются на силовое поле, обиженно подергивают щупальцами и отступают в воду.

Вроде бы надо обрадоваться, но почему-то происходящее мне не нравится. Вокруг нас мертвые деревья, призраками чернеющие в тумане. Что отпугнуло тварей?

С оружием наготове движемся дальше, и перед нами возникает мертвое дерево, на ветках которого что-то болтается. Ближе становится видно, что оно украшено трупиками личинок. Причем развешаны они как-то симметрично, вроде гирлянды.

— Такое сотворить могло только разумное существо, — отмечает Рио. — Что это там? Глядите, опять мерцает.

В тумане проступают две пары каменных трехметровых колонн, держащие плоский свод. Ближняя колонна слегка накренилась и поросла мхом. Другую рассекла трещина, оттуда пробиваются крошечные грибы на длинных ножках.

Основания колонн едва заметно мерцают, то ярче, то тусклее. Костяной нож на моей груди чуть нагревается и тоже начинает пульсировать, как возле тотемов, и я выдыхаю: